— Анатолий Николаевич, — перебил Антон, — что это Люся Пряжкина ваше имя на джинсах рекламирует?

— Ума у Люси нет… Хочешь подробности о ней узнать, зайди в инспекцию по делам несовершеннолетних при шестом отделении милиции. Ее там до сих пор помнят.

— Понятно. У меня к вам просьба: постарайтесь в ближайшие дни далеко не отлучаться из Новосибирска. Можете понадобиться нам в качестве свидетеля.

— Да ты что, шеф… Какой я свидетель?!

— Очень нужный.

Бирюков попрощался. Овчинников долго смотрел ему вслед, словно осмысливал только что состоявшуюся беседу. Затем нервно закурил, посмотрел на опустевший спичечный коробок Балабановской экспериментальной фабрики и со злостью выбросил его далеко в реку.

Глава VIII

Каждый раз, когда при раскрытии преступления приходилось сталкиваться с вопросами интимных человеческих отношений, Антон Бирюков испытывал неприятное чувство. То это была брезгливость от нечистоплотности откровенных подонков, то неловкость оттого, что в силу служебного положения стал невольным свидетелем сокровенной тайны в общем-то порядочных людей.

Овчинников производил двоякое впечатление. С одной стороны, это был рубаха-парень, узнать правду у которого не составляло большого труда, с другой — амурные похождения и постоянные выпивки Анатолия Николаевича, судя по всему, были так густо переплетены, что он, наверное, и сам не мог разобраться, где говорит правду, а где сочиняет. Чтобы уменьшить круг подозреваемых, Антон решил, не откладывая в долгий ящик, точно установить, когда Овчинников уехал в Раздумье. Если он действительно «отчалил на своем корвете от берегов Новосибирска» утром 21 августа, то у него появлялось алиби и причастность к происшествию с Холодовой могла быть лишь косвенной. Подтвердить время отъезда, по словам Анатолия Николаевича, могла неизвестная еще для Антона «Афродита». Поэтому, едва заявившись в свой кабинет, Бирюков отыскал в телефонном справочнике интересующий его магазин и тут же набрал номер. Ответил усталый женский голос.

— Скажите, Фрося Звонкова у вас работает? — спросил Антон.

— Боже мой, — вздохнула женщина. — Только что русским языком сказала: отдыхает Фрося сегодня, звоните домой.

Бирюков насторожился:

— Вы ничего мне не говорили. Я вам первый раз звоню.

Женщина чуть помолчала:

— Простите, видно, голос перепутала. Минуту назад какой-то мужчина Фросю спрашивал.

— У нее есть телефон на квартире?

— Да, — женщина назвала номер.

— Спасибо, — сказал Антон и, положив трубку, принялся торопливо листать телефонный справочник.

Звонкова Е. В. жила на улице Петухова. Запомнив адрес, Бирюков срочно заказал себе служебную машину. Он еще не мог толком объяснить, чем насторожил его опередивший всего на одну минуту телефонный звонок в магазин, но что-то в этом звонке показалось подозрительным. Надо было ковать железо, пока оно горячо.

Дом, в котором жила Звонкова, оказался в самом начале улицы. Отыскав нужный подъезд, Антон, поглядывая на пронумерованные двери, стал подниматься по лестнице. Между третьим и четвертым этажами навстречу попалась нарядно одетая, примерно двадцатипятилетняя женщина с удивительно правильными чертами лица.

— Вы Звонкова? — почти интуитивно спросил Антон.

Женщина остановилась. Сверху вниз посмотрев на Антона и поправив на плече ремень от импортной дамской сумочки, она ответила:

— Да. А что такое?

— Нужно с вами поговорить.

— Извините, спешу.

Антон показал удостоверение. Заглянув в него, Звонкова пожала плечами:

— Слушаю вас.

— Место не совсем подходящее для серьезного разговора, — сказал Антон.

Звонкова поколебалась и молча пошла вверх по лестнице. На четвертом этаже она открыла дверь и предложила Антону:

— Проходите.

Антон, чувствуя негостеприимное настроение хозяйки, сухо сказал:

— Мне нужно поговорить с вами об Анатолии Николаевиче Овчинникове. Знаете такого?

Звонкова покосилась на телефон, стоящий на тумбочке у большого трюмо, и тихо ответила:

— Знаю.

— Когда вы с ним последний раз виделись?

— Дня три назад.

— Точнее вспомните.

— Точнее… Двадцать первого августа, утром, когда Анатолий на своей моторке в Раздумье поехал.

— До этого он у вас ночевал?

Лицо Звонковой стыдливо покраснело:

— Две ночи.

— А в ночь с двадцатого на двадцать первое?

Звонкова пожала плечами:

— Не знаю. — И, вспыхнув кумачом, запоздало спохватилась: — Ой, вспомнила! Тоже у меня был Анатолий.

Будто ничего не заметив, Антон спокойно спросил:

— Можно воспользоваться вашим телефоном?

— Пожалуйста.

Набрав номер медвытрезвителя, Бирюков назвал себя и попросил дежурного проверить по журналу учета, ночевал ли у них с двадцатого на двадцать первое августа слесарь домоуправления Анатолий Николаевич Овчинников, задержанный в нетрезвом виде на Вокзальной магистрали. Когда, получив от дежурного утвердительный ответ, он посмотрел на Звонкову, та стыдливо отвела глаза.

— Так вот… Неправду вы мне сказали, — медленно проговорил Антон. — И научил вас солгать Овчинников, который звонил вам перед моим приходом. Только вы его неправильно поняли, так?..

Звонкова, отвернувшись, долго молчала. Лицо ее при этом полыхало нервными пятнами. В конце концов она словно набралась решимости, бросила сумку на кровать и тихо вздохнула:

— Так.

— О чем конкретно просил Овчинников?

— Чтобы, если спросит уголовный розыск, я подтвердила, будто Анатолий две ночи провел у меня, а двадцать первого августа, утром, я проводила его в Раздумье.

— Значит, он у вас не ночевал и в Раздумье вы его не провожали?

— Конечно, нет. — Звонкова вдруг засуетилась. — Ой, что ж мы на ногах!.. — И, придвигая к Антону стул, заискивающе улыбнулась. — Садитесь, пожалуйста…

— Чем Овчинников объяснил такую просьбу? — усаживаясь напротив Звонковой, спросил Антон.

— Сказал, что случилась какая-то неприятность с одной женщиной и уголовный розыск подразумевает… ой это… подозревает в случившемся его, то есть Овчинникова.

— Почему он к вам обратился со своей просьбой? Звонкова дернула плечами:

— Просто мы давно знакомы. Анатолий когда-то ухаживал за моей старшей сестрой, еще когда Нина не замужем была, но у них ничего не получилось. А нынче вдруг ко мне свататься начал. На пятнадцать лет ведь старше, но липнет. Спасения от него нет…

— И в угоду такому человеку вы согласились солгать?

— Но ведь он же не преступник… Тем более на женщину Анатолий никогда руку не поднимет!

— Деменского Юрия Павловича знаете? — спросил Антон.

— Знаю, Юра — полная противоположность Анатолию. Умница, начитанный.

— А с его женой не приходилось встречаться?

— Разве он женат?

— Вероятно, — уклонился от прямого ответа Антон.

— Нет, Юра холостяк. Его, как Алика Зарванцева, наверное, никогда не женишь.

— Вы и Зарванцева знаете?

— Конечно. Алик — племянник мужа моей старшей сестры, за которой в молодости ухаживал Овчинников.

— Ваша сестра замужем за Ревазом Давидовичем Степнадзе?

— Да. На тридцать лет дурочка старше себя любовь нашла, будто моложе женихов не было. — Звонкова усмехнулась. — Впрочем, Нине не любовь нужна, а обстановка, машина, дача. У Реваза все такое имеется на высшем уровне.

— Богато живут?

— Как куркули. Наверное, миллион на сберкнижке.

— Так много?

— Реваз на Крайнем Севере долго работал, старуху свою там похоронил. Потом в Сибирь перебрался, тоже на приличный оклад устроился. Он с пятидесяти пяти лет на пенсию ушел и сто двадцать рубликов получает…

— Еще проводником подрабатывает, — как будто к слову добавил Антон.

— Делать ему нечего. «Понимаешь, дорогая, не могу без работы», — передразнила Звонкова. — И Нина ему подпевает: «Ну что ты в самом деле, будешь дома из угла в угол слоняться? Поезди летом на юг, погрейся на солнце».